[indent]Откровенно говоря, Нью-Йорк я так и не смогла искренне полюбить. Слишком шумный, слишком грязный, слишком многолюдный. Слишком слишком даже для той, что привыкла к масштабным пирам асгардийцев, которым было незнакомо слово "мера" в принципе. Но тем не менее, меня с этим городом связывало многое. В том числе поражение Локи, которое открыло портал для таких, как я. Читаури пробили брешь между мирами, через которую в Мидгард сбежали многие. Изначально я не планировала покидать родной мир, но пришлось импровизировать, потому что изменения в магическом фоне почувствовали все, способные на это. И те, кто помнил Хелу, тоже. Она вернётся, я точно знаю. И несмотря на всю мою ненависть к первой дочери Одина, это не моя битва. Мне её не победить. Даже Тору не победить. Но и вмешиваться, зная исход, я не имею права. Мир найдёт способ излечить сам себя. Даже если земля Асгарда погибнет, его люди будут жить дальше. Надеюсь, Тор вовремя поймёт это. Именно на его плечи возложена миссия пронести сквозь века нашу культуру, не дать ей погибнуть на самом деле. Потому что нас с Локи рядом не будет. По разным причинам. Не уверена даже, что трикстер заглядывал так далеко, как я. Возможно, он не знает, какое будущее ему уготовано. Или, наоборот, всё знает, и всеми силами пытается избежать подобного исхода для себя. Не могу его винить, но надеюсь, что Лафейсон помнит про свою давнюю подругу, которая всегда-всегда была на его стороне. И не готова терять своего товарища по шалостям.

[indent]Фригга помогла мне развить дар предвидения, дарованный от рождения, но он лишь сводит меня с ума. Я никогда не хотела знать своё будущее, поэтому пыталась подавить свой дар, игнорировала посылаемые мне видения, сопротивляясь урокам всематери. Я хотела бы погибнуть рядом с теми, кого считала сёстрами, рядом с другими валькириями. Я ведь даже не смогла вовремя предупредить их, попытаться их как-то спасти, потому что не умела контролировать свой дар, не увидела вовремя нападение той, которую небезосновательно всегда боялись. Возненавидеть приёмную мать я так и не смогла, ведь она действительно пыталась переломить моё собственное упрямство. Жаль, что многие преподанные ей уроки я поняла лишь спустя время. Но теперь я буду готова. Я знаю, как умрёт старшая сестра Тора. И знаю когда. А я буду жить. Обязательно потанцую над её могилой. Но пока рано. А выжидать я давно научилась. Моя месть будет сладка, потому что нет ничего приятнее смотреть, как падёт твой злейший враг.

[indent]Я вернулась в Нью-Йорк в тот год, когда бывшую башню Старка полностью перестроили. Теперь над городом горит гордое "Мстители", а я лишь презрительно морщусь каждый раз, когда высотка попадает в моё поле зрения. Мне приходится пару раз сморгнуть, чтобы сосредоточиться на картинке настоящего мира, отгоняя видения возможного будущего. Я ещё не совсем понимаю, в каком именно варианте нахожусь, но все силы вкладываю в то, которое в итоге будет выгодно именно мне. В запасе у меня ещё несколько лет, поэтому позволяю себе расслабиться. Свою ошибку я осознаю лишь тогда, когда широкая, даже несколько пугающая, улыбка появляется посреди моего пентхауса, который я успела облюбовать и уже обжиться в нём. Чешир всегда был таким бесцеремонным. Недовольно скрещиваю руки на груди, ожидая, когда Кот полностью появится передо мной в своем человеческом обличии. Цокаю языком, когда в очередной раз исчезает ослепительно белый оскал острых зубов. Выпендрёжник.

[indent]- Через минуту я возведу защитный купол вокруг своей квартиры, - громко фыркаю, поднимая руку и скрещивая пальцы, - И тебе повезёт, если тебя не разрубит пополам, - прищуриваясь, поворачиваюсь вокруг своей оси, пытаясь отследить мерцание, которое всегда сопровождало Чеширского перед его эпическим появлением. К счастью или к сожалению, я слишком хорошо его успела узнать за столетия нашей истории. Какое-то тёплое чувство поднимается в моей груди от осознания того, что он сам решил навестить меня. Скучает. Улыбаюсь, экранируя свои эмоции, полностью закрываясь от него. Наша игра никогда не надоест нам обоим.

[indent]- Раз, - на моих губах широкая ухмылка, которая должна его выбесить окончательно.

[indent]- Два, - скрещиваю пальцы сильнее, прикусывая нижнюю губу.

[indent]- Три, - громко щёлкаю пальцами, прекрасно осознавая, что он, оставаясь невидимым, притаился где-то рядом. Поиграем?

меня от тебя дико кроет // я от тебя себе вены вскрою
— давай я попробую тебя по изгибу твоих_моих ран будущих —
   

шалость удалась – всем понравилось. лишь некоторые могут кукситься [вероятно ангелов представители] из-за неуправляемости демонической. похуй, пляшем // действуем дальше – по наклонной вверх или вниз – как покажет ситуация, время и место.

сегодняшние занятия в саду, полеты туда-сюда, под предводительством великого и ужасного [нет] геральда проходили успешно. тренировки всласть выбивали опору из-под ног и сознание улетало все дальше и дальше после очередного взмаха крыльев. сколько уже лет, а мими все не привыкнет к сладкому/радостному этому чувству, которое даруется всем истинным ангелам/демонами, да и непризнанным в конце концов. к чувству, которое сопряжено со свободой внутри вен и различных их ответвлений алых, когда оказываешься в воздухе, далеко-далеко от поверхности. а если это еще и не сопряжено с какими-либо целями, то всласть можно насладиться этим одухотворяющим аффектом.

- эй, мими, - равняется энди рядышком. демоница забавную и недовольную моську корчит, всем видом показывая неудовольствие. – как твоя новая соседка? ты ее не обижаешь?

- о! – оживает мими, слишком резко меняя свое настроение. – а ты втрескался в нее что ли? о лоре ты так не беспокоился, если мне не изменяет память, - девушка делает кувырок в воздухе, между делом оставляя краткое эхо своего смешка в воздухе. – ну чего застыл? отвечай или я не отвечу.

детский сад, не иначе, но какая разница, когда покалывает вся ситуация веселостью и забавностью? мими от этого только радуется, отчасти напоминая какого-то почти_вампира энергетического, хотя лишь преследует свои личные плюсы для повышения настроения. игры словесные/нет – один из способов.

- нет, ничего я не втрескался.

- спорим – что втрескался? - зловеще так ухмыляется.

- мими… я просто интересуюсь ее состоянием, - раздражается непризнанный.

- а я участвую в ее состоянии, - неоднозначно демоница высказывается и ныряет в пух и белоснежный прах облачный.

   
вики уокер - отдельная история, поди сказка, которую следует рассказывать взрослым на ночь. в этой сказке только самые красивые картинки, самые глубокие и чувствительные смыслы запрятанные за длинными предложениям из букв/слов сложенных наспех, но точечно, самим великим провидением [считай – все  и д е а л ь н о]. вики, безусловно, засела в мыслях переставая быть только рассказом, а уже превращаясь в факты. но если вернуться к началу – какая обложка у это сказки. awww ~

мими размышляет, лежа на своей кровати. языком по губам ведет, раздумывая о соседке, которая в такой славный вечер где-то пропадает. возможно изучает местные красоты, сложенные из кучи всего того, что смертным лишь после смерти уготовано встретить [какая-то тавтология, но смысл понятен].

здесь, в мире "за занавесом" человеческой жизни, все по-другому. даже звезды складываются в причудливые скопления напоминающие целые произведения еще никем там на земле не придуманные. отсюда вся благодать идет в умы/разумы смертные, отсюда вся планета страдает или радуется, именно здесь принимаются все решения с легкой руки шепфа и его верных-верных ангелов-прихвостней.

здесь [дубль два], в мире "за занавесом" человеческой жизни, гораздо красивей, величественнее. энергия ткет по мановение вселенского замысла все, что мы видим кругом. и, кажется, что именно с ее вселенской руки происходит внезапное.

- вики, - шумно/прерывисто выдыхает мими, когда и секунды подумать не дает непризнанная, ворвавшись в их совместную обитель. при этом слишком быстро оказывается сверху, слишком быстро разрывает всякое расстояние являясь вдруг слишком пламенной. н е о ж и д а н н о. – поразительно, как одна ночь способна раскрыть потенциал одной симпатичной непризнанной, - умиляется демоница, пока еще игнорируя поступивший запрос и этот суровый вид.

ей однозначно нравится, как обстоят дела с их взаимным сожительством.

- чертовски хороша, - мими удается частично освободиться от горячей хватки девицы, которая продолжает прижимать к кровати. получается пальцами скользнуть по женской шее, кончиками по скуле пройтись и замереть на подбородке. – но очень напряжённая. давай измени положение.

мими использует крылья как рычаг и довольно резко вскакивает, успевая прижать к себе непризнанную и вместе усесться на кровати. делает все аккуратно, явно пользуясь такой нестандартной техникой не первый раз в своей жизни. смотрит в глаза девушки, что задала вопрос явно не слишком внятный и ни разу мими не понятный.

отпускает, но не отодвигается слишком далеко от нее.

- какого блядь черта? знаешь, я же встречала черта. тебе какой нужен именно? уверена, мы выбьем из него все необходимые ответы на твои вопросы, - не сдерживаясь тараторит мими в своей непревзойденной и беспечной манере. концовку делает тихой по громкости, а потом вовсе меняется в лице – серьезней становится. – но чтобы мне окончательно понять о чем идет речь, выскажись не так как в прошлый раз. уверена, что как только мы закончим с этим разговором у нас будет время еще раз поиграть в "прижималочки", хе-хе, - мими подмигивает, слишком стремительно и быстро соскакивая с серьезного диалога.

видит, что вики злится, но пока не понимает к чему все это. не понимает, что вообще могло случиться такого из-за чего покрывается неглубокими складками этот прекрасный непризнанный лобик.

— Что ты здесь устроила, Сильвана... Это противоречит всем законам природы! Этому... нет названия!
—  Вождь, без новых Отрекшихся мой народ бы вымер... Мы потеряли бы влияние в Гилнеасе и северном Лордероне.
—  Ты хоть понимаешь, что это значит, Сильвана? Чем ты теперь отличаешься от Короля-лича?
— Как это чем, Вождь? Я служу Орде.

Сильвана едва себя сдерживала, чтобы не заорать на своего подчиненного. Как иронично, не так давно вождь Орды — Горош Адский Крик, так же осмелился сравнить её с Плетью. А если быть точнее, то с самим Королём Личом — Артасом Менетилом, тем, кого эльфийка всем сердцем презирала и ненавидела. Тогда Королева банши с легкостью парировала слова орка, переведя всё в шутку, словно не понимала сути вопроса. Но на деле она понимала к чему вёл вождь Орды также явно, как и то, для чего она всё это затеяла. Однако, на этот раз всё было совсем иначе, и она так просто не смогла отмахнуться от слов своего офицера. Лучницу задели слова Кольтиры Ткача Смерти настолько, что она едва не вцепилась ему в глотку, в попвтках доказать обратное. Для неё было важно, чтобы её окружение четко понимала, что она не Артас, и никогда им не будет. Она никогда не станет таким же как он, и что их цели кардинально отличаются. Орки могут говорить и думать, что угодно, но не её народ! Не её доверенные лица. Эх… как же ей хотелось бы, разъяснить, хотя бы малую часть всего происходящего. Однако, она не может этого себе позволить. Никто не должен знать, о её планах и стремлениях. Никто, кроме валь'кир и Натаноса. Впрочем, второй, тоже знает тоже далеко не все, что затевает его королева и почему. Гнилосень доверяет своей Тёмной госпоже настолько, что не требуя объяснений, делает все в точности так же, как попросит его Ветрокрыла.

— Как же меня воротит от этих разговорах о чести. Тошнит от них смертельно. Ваша честь меня в могилу несколько раз свела. У меня не так много попыток осталось, чтобы закончить начатое и перейти к следующей фазе моего плана.

Эльфийка мысленно пересчитала своих валь'кир, как «дополнительные жизни». Если бы враги только знали бы, они бы в первую очередь пытались бы уничтожить крылатых воительниц, дабы лишить Сильвану возможность снова восстать из мёртвых. Но благо, никто об этом пока что не знал, а потому-то «дополнительные жизни», пока что в безопасности. Некогда предводительница Следопытов Кель'таласа, просжигала взглядом своего заключенного. Она прекрасно понимала, что рыцарь смерти сейчас доволен собой, как никогда прежде. Что не удивительно, мало кому удавалось ранить Тёмную госпожу, а ему удалось. Конечно, он не ждёт после этого твиста, какого-то милосердия к своей персоне. Впрочем, скорее всего, он проявил такую храбрость, потому не ожидал к себе милосердия заранее, а зря.

— Ты мне будешь говорить про честь? — Прорычала Ветракрылая. — Ты — кто сговорился с Альянсом за моей спиной? Ты? — Эльфийка пренебрежительно фыркнула и отвернулась от своего собеседника. Рейнджер явно была сейчас не в духе, и злить еще сильнее — не самая разумная идея. Пережить разговор конечно можно, но в чем смысл, если больше всего на свете ты будешь молить о смерти? — Знаешь, меня уже убили в спину, стоило мне довериться и повернуться к своему союзнику спиной. Ощущения не из приятных. — Некогда офицер Луносвета говорила про инцидент, что случился во время битвы за Гилнеас. Лорд Годфри выстрелил в спину Тёмной госпоже, после чего скрылся в лесу. Ткач Смерти, конечно не присутствовал лично при этих событиях, но возможно слышал о них ранее. Возможно он даже не поверил, что Сильвану тогда действительно убили в тот злополучный день, раз она всё ещё ходит по землям Азерота. Да и свидетелей тогда было маловато, на радость убийце.Да и слухи, далеко не всегда правдивы. — Мне хватило смертей, чтобы понять, что это не моё… Я сделаю все, чтобы мои войска пережили эту войну, как и я сама. А насчёт Плети… То, я тебе скажу, чем я отличаюсь от неё — я не бросаю своих в лапах врага. — Это было небольшое напоминание рыцарю смерти, о его заключении в Алом ордене, где тот чуть не погиб. На его счастье, Тассариан даже после посмертия сохранил какие-то понятия о чести. Несмотря на запрет, рыцарь смерти организовал спасательную операцию для своего дорогого друга.

«Я не доверяю ей. Её сердце по прежнему принадлежит народу эльфов»

Сильвана задумалась, сколько правды было в словах молодого эльфа. Правда ли он не уступил бы Андорал войскам Штормграду, и как бы это бы выглядело на самом деле. Развязал бы войну, сразу после того, как Плеть была бы уничтожена и напал на людей того, кем бы он так дорожит? Или предупредил бы о том, что перемирию конец прямо смотря в глаза тому, кому был обязан жизнью? Звучит совсем не правдоподобно. Скорее Тассариан лично бы уступил бы Андорал, чем Ткач Смерти начал его отбивать, или же требовать его. А это значит, что Андорал остался бы Альянсу, ибо генерал Штормграда тоже не хотел бы разочаровывать своего короля Вариана Рина. Для него провал за битву при Андорале сильно сказалось бы на репутации, которая у него и так никчерту. А значит, Кольтира благородно бы уступил город Альянсу, посчитав, что Тассариану нужнее. Ведь он мог прийти грустно опустив взгляд, сказав, что Плеть сильно ослабила его отряд и у его войск просто не хватит сил для захвата города, который уже занял Альянс. Существенных причин не верить своему офицеру, у Ветрокрылой бы не было, и обман бы удался, если бы на поле битвы не появилась бы Линдси Рэйвенсан.

— Может ты и не собирался, но ты бы уступил. Несомненно твой друг... — Сильвана едва сдержалась, чтобы не назвать его «дружочком». Яд — ядом, а опускаться до такого укола, эльфийка не хотела. Она всегда считала, что её народ был достоин лучшего. Некогда Ткач Света, наверно был один из самых главных представителей её народа. Он был, как и она эльфийской расы. Как и она, он потерял все при битве за Кель'Талас. Как и она, он был во власти Короля Лича, и делал такие вещи, которыми не гордится и по сей день.
— Не думаю, что ты бы смог сказать ему в лицо, что перемирию пришел конец, и пора сражаться за город между собой. Духу бы не хватило высказать это ему… А бить в спину, а действовать исподтишка — ты и сам сказал, что не умеешь. Договориться, тоже вряд ли бы получилось, ведь на кону репутация Тассариана, твоего спасителя. Так, скажи мне, Кольтира, как бы ты мне в дар принес бы Андорал? — Королева банши говорила уверенно и без какой либо запинки, словно репетировала эту фразу не единожды. Сильвана подозревала, что знает ответ на свой вопрос: «никак». Потому-то она скорее молчание в ответ, нежели вразумительную фразу, которая бы оправдала её офицера, и заставила бы поверить, что Андорал был бы во власти Орды.
— Запомни, офицер, на войне все средства хороши. А добивать истерзанного противника, это вовсе не подлость — это стратегия. — Едва ли заключенный, конечно внемлет её словам. Во всяком случае, пока на противоположной стороне будет Тассариан. Тёмная госпожа не была уверена, что подписанный мир, не нёс в себе цель уберечь Штормградского офицера от смерти в той битве.

— Что же, если они так дорожат друг дружкой, было бы совсем неплохо завербовать его в армию Отрекшихся. Он же выходец из Лордерона, так что ему тут найдётся занятие и место. Кольтира будет доволен, а я получу на своей стороне опытного воина и хорошего стратега. Это будет прекрасный и дальновидный ход. Путь приводит своего Тассариана в армию Лордерон. Посмотрим, на что он способен.
Конечно у эльфийки были и свои мысли на принятие в ряды врага. Хотя, она и не лгала, когда говорила, что считает любовь — прекрасным чувством. Да и любовь к человеку, нисколечко не смущало. А уж, если из этой любви можно получить еще и выгоду, тогда тогда становиться всё еще прекрасней и интересней.
Сильвана не знала, как рыцарь смерти расценит её приглашения. Станет ли искать в нем подвох, считать, что это ловушка. или что-то в этом духе. Но её дело предложить. В конец-концов, какая у них альтернатива? И дальше бороться друг против друга? Не лучше уж сразу перейти к постельной борьбе без лишних прелюдий. Дорога в Альянс Кольтире закрыта, остаеться Тассу перейти на сторону Орды. Если потребуется, Королева банши выпишет какой угодно ордер, и сколько угодно. От остолькой орды эльфийка защитит своих голубков. Не впервой она нарушает запреты. Удасться и в этот раз, в случае чего, плюнуть в лицо Горошу так, что он не поймёт, что это только что было: искреннее недоумение, или же всё же плевок в его адрес.

Когда собеседник вновь заговорил, эльфийка прищурилась  вслушиваясь в каждое слово, боясь что-то упустить из виду. В голове чувствовалось отчаяние и боль. что были так близки лучнице. Она верила каждому слову, что озвучивал Ткач Смерти, потому, что ощущала, как его же слова разрывали ему сердце. От чего-то на её глазах начали выступать слезы. Эльфийка словно ощущала каждую свежую рану, на сердце Кольтиры, оставленные его же словами отчаяния.
Ветрокрылая вспоминает себя, свои чувства, что тенью следуют за ней. Ту скорбь, которая звучит все эти годы в душе банши. Она не замолкает, и не утихнет никогда. Темный следопыт привыкла игнорировать её. Потому. что понимала, что её не унять и ничем не заглушать. Она это знает, потому, что пыталась всеми возможными способами. Проявив слабость, Силвана отдалась во власть чувствам, и слёзы градом потекли из глаз. Все мысли перемешались вдруг в голове. Тёмная госпожа закрыла глаза прижавшись к своему офицеру, не переставая плакать. Такой, пожалуй никто её еще не видел, даже сестры Ветрокрылые. Всегда она казалась сильной и бесстрашной, даже когда сражалась против самой Смерти.
Она плакала некоторое время, без перерыва, словно поставила себе цель выплакать все слезы за долгие годы страдания в один миг. С трудом тёмный следопыт заставила себя отстраниться от заключенного, унимая дрожь внутри. Сильвана знала кто она, и четко помнила, что не имела права на проявления каких либо эмоций. Разумеется, за исключением ярости, которая постоянно бурдела в ней и придавала сил для битвы.

— Ты должен забыть его... — Не без сожаления произносит лидер Отрекшихся.
— Забыть его раз и навсегда. — Эльфийка ощущает на себе морозный холод по всему тему. Ей ужасно хочется сжаться в двое и не двигаться более.
— Твои чувства к этому человеку, губительны для тебя. — Делая паузы после каждой своей фразы, Сильвана переводила дыхания, стараясб держать свои чувства под своим контролем.
— Кольтира, я заглянула за грань, и там нет ничего хорошего. Одни страдания и боль. В этом мире у нас есть шанс стать счастливыми. — Королева банши делает большое усилие, чтобы перевести дыхание. Она не была уверена, что может сказать своему офицеру, а что нет. Вдруг он снова воткнёт ей в спину нож. Такая возможность у него всё еще представится.
— В это, наверно сложно поверить… Но все, что я сделала в Гилнеасе, я сделала это ради нашего народа. — Ветраккрылая переводит взгляд на своего сломленного собеседника, не зная как еще объяснить так, чтобы не раскрывать всех важных карт в её «игре».
— У меня были видения, об этой битве, за долго до того, как она настала. — Тихо начала Сильвана. Она хотела убедить своего офицера не делать глупостей, хотела сказать, что понимает его чувства, хотя он наверняка не разделял её мнения.
— И в этой битве, проиграли Отрекшиеся. А знаешь почему? Потому, что использовали, как пушечное мясо. — Хотя Ветрокрылая прежде всегда в таких ситуациях говорила «нас», то сейчас она старалась не упоминать себя. Она говорила об Отрекшихся, как о тех, кто действовал без её указаний. Разумеется это было сделано намеренно, а не спроста. Да, и можно заметить, что почему-то лучница не увидела в своем видении, то как ей в спину стреляет предатель.
— Я не хотела снова увидеть тот кошмар, но уже наяву. Потому, то я поступила так, как поступила, Ткач. Наш народ заслуживает большего, он и так уже сполна настрадался. И ты, мой рыцарь, заслуживаешь большего, чем имеешь сейчас. И я сделаю все, чтобы ты это получил.

Мраморный пол храма ужасно холодный, даже когда Шэдоухарт кладет вообще все, что может сойти за утепление, между спальником и полом. Иначе и быть не могло среди подземных руин, никогда не видевших солнца и много лет не чувствовавших человеческого тепла. Хотя едва ли в иные времена здесь было бы комфортно спать.

Это святое место, Вызов Шар, — и вообще не предназначенное для того, чтобы разбивать здесь лагерь, раскладывать поклажу, кипятить воду в котелке, словно это какая-то заброшенная лачуга. Занимаясь этими бытовыми вещами, Шэдоухарт старается, насколько может, делать это уважительно — хотя этот концепт звучит абсурдно даже для нее самой. Как можно уважительно разбивать лагерь?
Она думает, что возможно, стоило предложить, чтобы они разбили лагерь снаружи, прямо у входа в усыпальницу Тормов, но все и так вымотаны лабиринтом храмовых коридоров и долгим днем, который в Темных землях от ночи не отличается. Ей самой все время хочется спать. Над этой землей висит не только некротическое проклятие, разъедающее плоть — есть что-то здесь, убивающее всякую бодрость духа, и Шэдоухарт не чувствует в себе сил и желания бороться против кощунственно кипящего котелка, потому что она замерзла и устала и мечтает о чем-нибудь горячем. Она надеется, что это будет списано с ее счета прегрешений в категорию ради задания. А если не ради задания, то время для наказания наступит когда-то позже.

Она задумчиво смотрит на ломоть берегостского сыра — единственной потенциально съестной вещи среди бутылок амнского десертного, которые она вытащила из буфета той таверны в Темных землях. Шэдоухарт до сих пор передергивает от отвращения, когда она вспоминает того бармена и его дохлых постояльцев.
Темные земли их сильно поистрепали — еще в друидской роще посреди заброшенных и захваченных гоблинами поселений в компании беженцев с детьми, покидающих свои скромные огороды, было ясно, что пояса пора затянуть потуже. Но когда их запасы начали подходить к концу, а собирательство не дало результатов, стало ясно, что новое отверстие в ремнях — это лишь вопрос времени.
— Кто-нибудь разбирается в сырах? Думаете, эта плесень достаточно благородная? — Шэдоухарт поднимает взгляд на Уилла в надежде, что он, опираясь на свои кулинарные познания, привитые в высшем свете, скажет, что им повезло найти уникальный сорт сыра, который на самом деле настолько же хорош, насколько он вонюч, поэтому все они могут не волноваться.
Но на лице у Уилла такое же сомнение, которое, безо всяких зеркал, написано на ее собственном.
Ха, пожалуй, этот сыр прикончит их быстрее, чем проклятие.

Уилл спрашивает Гейла, может ли тот наколдовать что-то съестное. Гейл, конечно же, не может — но может предложить свой набор великолепных специй, которые он насобирал боги ведают где, чтобы придать изысканности любой стряпне, которую удастся наскрести в заброшенном храме.
Шэдоухарт почти уверена, что здесь можно наскрести только пыль. Она смотрит на Тавсона, потом на Астариона.
— Что если съесть ортона? — это шутка, конечно. — Знаю, Астарион, ты наверно хотел его для себя… но ты же поделишься с нами? Тав наверняка сможет его приготовить. Со специями Гейла.
Она шутит беззлобно, но не уверена, что это звучит так беззаботно, как она хотела бы. Ей в этом храме не по себе  — и, сколько бы она ни пыталась убедить себя, что так и надо, что божественное величие не должно ощущаться приветливым или уютным, иногда у нее по спине пробегает холодок. Кажется, кто-то за ними наблюдает. Хотя в гулких и пустых коридорах никого нет.
Если не считать крыс.

Заказываю себе очередную порцию виски, уже заранее решив, что она окажется последней на сегодня. И дело не в опьянении, которого я практически не ощущаю. Я могу хоть весь бар выпить и даже пошатываться не буду. Просто Мистик-Фоллс меня разочаровывает. Я, конечно, понимала, что это дыра по типу родного Бон-Темпса, но чтобы настолько... даже предположить не могла. Все эти деревенские жители меня не интересуют. Будь я живой, ещё до обращения, может быть была бы рада их вниманию, но сейчас лишь скулы сводит от скуки. Да и виски тут.. ну откровенно говоря, дерьмовый. Да, пожалуй, Билл меня избаловал. Впрочем, не вижу ничего плохого в том, чтобы окружать себя только самым лучшим. И, если травить своё тело, то только ядом самого лучшего качества. Хотя теперь ни наркотики, ни алкоголь не могут навредить моему телу. Больше не могут. Допиваю виски, недовольно поморщившись от горьковатого привкуса на кончике языка. Даже настоящая кровь вкуснее, чем это.

Но не успеваю развернуться на стуле, оставив на стойке довольно крупную купюру, как ко мне подсаживается высокий брюнет, и я очень удивлена, что такие мужчины водятся в этом городе. Впрочем, через мгновение я понимаю, что он на самом деле вампир. Удивительно, как я не распознала его раньше и как могла не обращать на него внимание на протяжении всего вечера. Видимо, слишком глубоко ушла в себя. Эта ошибка могла бы стоить мне дальнейшего существования, ведь у Комптона достаточно врагов, а я его единственное дитя и самый действенный рычаг давления на нового Короля Луизианы. Мысленно отвешиваю себе оплеуху, очаровательно улыбаясь и заправляя прядь волос за ухо, вполоборота поворачиваясь к своему новому знакомому. Облизываю губы, с которых не сходит лукавая улыбка. Ну что же, может быть этот город не так безнадежен, как мне изначально показалось.

- Только если ты можешь мне предложить что-то лучше того, что подают здесь, - с некоторым презрением щелкаю по своему опустевшему бокалу, из-за чего он скользит по барной стойке в сторону мужчины. Чуть расправляю плечи, откидывая волосы за спину, открывая вид на декольте. Когда-то давно, мое собственное поведение заставило бы меня покраснеть от смущения. Но я давно уже не та запуганная девочка, которую едва ли не ежедневно бил отец. Занку не обманул, когда исполнял мое желание. Я действительно получила новую жизнь, когда рискнула ослушаться деспотичного отца. Мне было жаль только то, что мне пришлось оставить свою сестру, но я уверена, что наша с ней история еще не закончена. После внушения от Комптона, старший Хэмби стал вести себя гораздо приличнее, больше не поднимал руку ни на мать, ни на Идэн. Так что за их безопасность я могла быть спокойна. Как только сестра достигнет определенного возраста, я вернусь и предложу ей шанс изменить жизнь. Мы уже обсуждали это с Биллом, он даже согласен лично обратить сестру, если она согласится. Если нет, то мы в любом случае не оставим ее - оплатим переезд в новый город, обеспечим поступление в любой колледж, чтобы у нее было яркое будущее.

Заставляю себя отвлечься от мыслей об Идэн, более внимательно окидывая взглядом своего соседа. Красивый, глупо это отрицать, и прекрасно об этом осведомлен. Харизматичный, наверняка женщины на него буквально вешаются. Умеет себя преподнести, а это качество иногда важнее, чем внешняя привлекательность. Отлично, приятная компания на вечер мне обеспечена.

- Как тебя зовут, красавчик? - склоняю голову к плечу, с любопытством прищуриваясь. После обращения я разучилась смущаться и предпочитаю всегда прямо высказывать свои желания, без лишних сантиментов. Даже бессмертная жизнь может быть скоротечна, лучше я буду жалеть о том, что сделала, чем потом изводить себя размышлениями "а что, если бы я?.." В любом случае, я рассчитываю на интересное продолжение этого вечера, и что-то мне подсказывает, что мой новый знакомый меня не разочарует.

Последние дни Сабрина практически не спит, лишь находит временное забытье в тревожной полудреме, находясь на границе сна и яви. Крутится ночами напролет в собственной постели, изредка негромко стонет. Ничего ей уже не помогает — даже знаменитые зелья тети Хильды. Сон не приходит к юной ведьме. Все началось в тот момент, когда она подписалась в книге Темного Владыки, признавая его власть над собой, тогда как все ее существо противилось этому. Сабрина желала власти и свободы, но ей пришлось поступиться своими принципами, чтобы спасти своих близких и свой город. Под ее глазами появились темные круги, которые она неизменно тщательно маскирует подслушанным заклинанием. Впрочем, тени под глазами неплохо дополняли ее новый образ — серебро волос да более бледную, но теперь уже идеальную кожу. Спеллман стала лишь тенью себя прошлой, но теперь уже идеальной ведьмой. Соблазнительной. Манящей. Темной. Отражение в зеркале хитро подмигивает ей, и Сабрине требуется время, чтобы узнать себя.

В её видениях нет людей. Только горы тел. Руины разрушенных зданиий. Солнечное затмение, окрашивающее пейзаж в мрачные цвета. И красный. Много красного. Сабрина уже не вздрагивает, переступая через бездыханного Харви. Или Сьюзи. Или Роз. Ника. Тетушек. Сейлема. Они нереальны. Она знает, что там впереди ее ждут. Поэтому держит голову прямо, стараясь не смотреть себе под ноги. Это все не по-настоящему. Это просто сон. Страшный, ужасный сон. Который ей не суждено досмотреть до конца. Она неизменно просыпается, стоит ей толкнуть тяжелые резные двери. Смех. Раздражающе громкий, самоуверенный смех — последнее, что она слышит, прежде чем резко сесть на собственной постели, тяжело дыша. Сейлем, спящий исключительно у нее под боком, приподнимает голову и негромко мяукает, словно пытаясь успокоить свою хозяйку. Сабрина лишь чешет его за ухом, прежде чем рухнуть обратно на подушки, тяжело выдыхая.

Все хорошо.

Сны меняются со временем. Она слышит голос — тихий, хриплый, манящий. Зовущий. А после резко просыпается, машинально скользя рукой на плечо, ощущая под подушечками пальцев лишь гладкую кожу. Это был просто сон. В очередной раз. Ей удается обманывать друзей, тетушек, Эмброуза. Заклинание в очередной раз скрывает темные круги под ее глазами.

Снова этот голос. Сабрина ежится, потирая плечи ладонями., пытаясь прогнать озноб. Слишком реальны ее ощущения. Делает шаг. Еловые ветки неприятно колют босые пятки. А кожа на плече уже не такая гладкая — под пальцами ведьмы три ровных полосы — словно следы когтей. По спине пробегают мурашки. Она просто спит. И никак не может проснуться.

Сабрина привыкла видеть во снах разрушенные города и груды мертвых тел, поэтому безлюдная опушка ближайшего к Гриндейлу леса удивляет ее — кажется, они праздновали последний Самайн здесь. Ей хочется сопротивляться голосу, но ноги действуют против ее воли, сокращая расстояние между ней и постаментом с книгой. Она уже знает, что именно увидит на страницах древнего фолианта, но все же ее взгляд прикован к страницам древнего фолианта. Сабрина Спеллман ярко выделяется среди остальных имен. И отчего-то ведьме кажется, что именно ее имя начертано кровью.

— Я все равно не принадлежу тебе, — упрямо поджимая губы, говорит Сабрина, не в силах отвести взгляд от собственного имени в череде прочих — Пруденс, Агата, Доркас, Николас, Хильда, Эдвард, Зельда — они все добровольно отдали свои души Сатане, Сабрина же была вынуждена расписаться в книге. Поэтому она резким движением скидывает книгу на землю, захлопывая ее, после оглядывается, вскинув подбородок. Ей не страшно. Она просто уже устала бояться за себя и своих близких. — Я никогда не буду твоей.

Ванда не живет. Просто существует последние пару недель, выполняя какие-то автоматические действия. Весь мир потерял для нее краски. Остался только красный.

Каждый день был похож на предыдущий. Проснуться. Принять душ. Позавтракать, читай, поковырять вилкой яичницу или омлет и выпить несладкий кофе. Навестить Пьетро и в очередной раз услышать "Никаких улучшений, к сожалению, но он стабилен". Ведьме хотелось выть от этих холодных безжалостных слов, но она лишь кивала, выдавливала из себя вежливую улыбку да какие слова благодарности и уходила. Выбирала наиболее уединенные уголки, где никто ее бы не потревожил. Ей не хотелось никого видеть. Ей не нужна была их жалость и забота. Ее дом был уничтожен, буквально стерт с лица земли. Ее сердце билось сейчас за счет многочисленной аппаратуры в стерильной палате. Ванда даже пыталась выйти на связь с Эриком или Лорной, но наткнулась лишь на глухую стену. Чарльз Ксавьер также не смог [или может быть не захотел] ей помочь.

Ей просто некуда было пойти.

Но находиться рядом с Мстителями было невыносимо. Ванда не чувствовала себя в безопасности, не могла расслабиться, окруженная бесчисленными агентами и героями Земли. Единственный, с кем ей было относительно комфортно, кто был свидетелем ее изменений, кто помог ей определиться и кому она не причинила непоправимого вреда, Клинт Бартон отбыл в неизвестном направлении вскоре после того, как медики разрешили. До этого Максимова буквально льнула к лучнику, видя в нем необходимую поддержку. В конце концов, Пьетро пострадал именно защищая Бартона. А все остальные пострадали из-за неё. Ведьма не осознавала в полной мере, что именно она делает. И самое главное, как именно она это делает. И все чаще Ванда ловила себя на мысли, что от пуль пострадал не тот близнец. Пьетро заслуживает жизни гораздо больше, чем она.

Новоприобретенные способности ее пугали. Барон и влияние скипетра что-то окончательно сломали в ней — какие-то внутренние барьеры, стерли тонкие границы дозволенного, подтолкнули к самому краю. Безумный демон сидел в ее голове и каждое мгновение рвался на свободу, жаждал крови. Максимова сходила с ума, слушая его манящий шепот и сжимая виски тонкими пальцами с неизменными дешевыми кольцами [это все были его подарки, поэтому Ванда скорее умрет, чем расстанется с ними]. И иногда ей так хотелось поддаться, прислушаться к голосу_ с д а т ь с я. Просто перестать сопротивляться, опустить руки. Демон обещал ей исполнение самого главного желания взамен на послушание.

Впрочем, Штрукер тоже много чего им обещал. И Магнето. И даже непогрешимый Профессор Икс. И к чему это привело?

Ванда может быть и не доверяла Тони Старку в полной мере, он был меньшим из возможных зол. Да и крайне редко появлялся в собственной башне, к огромному облегчению Ведьмы. Постепенно она осваивалась на базе, позволяла себе чуть больше времени проводить в обществе других людей, заглядывала в спортзал или даже комнату отдыха, когда там было больше трех человек. Но ее все еще боялись, она чувствовала это, слышала их мысли, пусть теперь уже совсем этого не хотела. Экранироваться было сложно, и покой Алая Ведьма находила только в одном месте — в палате Пьетро, размеренное шуршание приборов помогало ей успокаиваться. Иногда она даже засыпала в кресле около его постели, но на утро неизменно обнаруживала себя в своей комнате. Она не знала, кто именно ее перемещает, пока в одну ночь не проснулась и не уловила отголосок мыслей Сэма Уилсона, который осторожно поднимал ее на руки. Тогда и на следующее утро она не подала виду, что что-то произошло, но через пару дней составила компанию Соколу в гостиной, сделав ему чай и по обыкновению ничего не сказав, лишь едва заметно кивнув. С тех пор это стало негласной традицией.

Возможно, Ванде было так легко с Сэмом, потому что его не было там, в Соковии. Ей не приходилось пробуждать его самые худшие воспоминания, а ему не приходилось заново переживать их. Чувство вины жгло Ванду не хуже огня, пробуждая ее худшие кошмары. И что самое страшное, никто ее не винил! Никто не смотрел косо, скорее наоборот.

От гнетущих мыслей Ведьму отвлекает даже не сколько голос Наташи, сколько ее мысли и ее настроение. Ванда внутренне напрягается, невольно расправляя плечи, поднимая на русскую слегка расфокусированный взгляд. Ей требуется не более полминуты, чтобы полностью осознать, кто именно перед ней.

— Что? — брови Ведьмы сходятся на переносице, на лице чистое удивление вперемешку со страхом. Прошлое Наташи едва ли не сбило Максимову с выполнения миссии, заставило сомневаться, а действительно ли то, что они делают, во благо? И Ванда не могла заставить себя посмотреть в глаза русской шпионки, старалась и вовсе избегать ее компании.

— Пока они меня не подводили, — упрямо возражает Ванда, чуть отстраняясь от рыжей, невольно намекая на произошедшее на том злополучном корабле. Зрачки, реагируя на внутреннее состояние дочери Магнето, вспыхивают алым светом, а на кончиках пальцев появляется алый туман. Впрочем, Ванда быстро берет себя в руки, сжимая ладони в кулаки. Ей не хочется признавать правоту Романофф, но та не собирается отступать и не оставляет выбора. Почти, как Клинт когда-то. Возможно, именно это и играет решающую роль. Глаза вновь приобретают привычный светло-зеленый оттенок, плечи опускаются, а голос звучит на удивление глухо.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала, Наташа?

Последние дни Сабрина практически не спит, лишь находит временное забытье в тревожной полудреме, находясь на границе сна и яви. Крутится ночами напролет в собственной постели, изредка негромко стонет. Ничего ей уже не помогает — даже знаменитые зелья тети Хильды. Сон не приходит к юной ведьме. Все началось в тот момент, когда она подписалась в книге Темного Владыки, признавая его власть над собой, тогда как все ее существо противилось этому. Сабрина желала власти и свободы, но ей пришлось поступиться своими принципами, чтобы спасти своих близких и свой город. Под ее глазами появились темные круги, которые она неизменно тщательно маскирует подслушанным заклинанием. Впрочем, тени под глазами неплохо дополняли ее новый образ — серебро волос да более бледную, но теперь уже идеальную кожу. Спеллман стала лишь тенью себя прошлой, но теперь уже идеальной ведьмой. Соблазнительной. Манящей. Темной. Отражение в зеркале хитро подмигивает ей, и Сабрине требуется время, чтобы узнать себя.

В её видениях нет людей. Только горы тел. Руины разрушенных зданий. Солнечное затмение, окрашивающее пейзаж в мрачные цвета. И красный. Много красного. Сабрина уже не вздрагивает, переступая через бездыханного Харви. Или Сьюзи. Или Роз. Ника. Тетушек. Сейлема. Они нереальны. Она знает, что там впереди ее ждут. Поэтому держит голову прямо, стараясь не смотреть себе под ноги. Это все не по-настоящему. Это просто сон. Страшный, ужасный сон. Который ей не суждено досмотреть до конца. Она неизменно просыпается, стоит ей толкнуть тяжелые резные двери. Смех. Раздражающе громкий, самоуверенный смех — последнее, что она слышит, прежде чем резко сесть на собственной постели, тяжело дыша. Сейлем, спящий исключительно у нее под боком, приподнимает голову и негромко мяукает, словно пытаясь успокоить свою хозяйку. Сабрина лишь чешет его за ухом, прежде чем рухнуть обратно на подушки, тяжело выдыхая.

Все хорошо.

Сны меняются со временем. Она слышит голос — тихий, хриплый, манящий. Зовущий. А после резко просыпается, машинально скользя рукой на плечо, ощущая под подушечками пальцев лишь гладкую кожу. Это был просто сон. В очередной раз. Ей удается обманывать друзей, тетушек, Эмброуза. Заклинание в очередной раз скрывает темные круги под ее глазами.

Снова этот голос. Сабрина ежится, потирая плечи ладонями., пытаясь прогнать озноб. Слишком реальны ее ощущения. Делает шаг. Еловые ветки неприятно колют босые пятки. А кожа на плече уже не такая гладкая — под пальцами ведьмы три ровных полосы — словно следы когтей. По спине пробегают мурашки. Она просто спит. И никак не может проснуться.

Сабрина привыкла видеть во снах разрушенные города и груды мертвых тел, поэтому безлюдная опушка ближайшего к Гриндейлу леса удивляет ее — кажется, они праздновали последний Самайн здесь. Ей хочется сопротивляться голосу, но ноги действуют против ее воли, сокращая расстояние между ней и постаментом с книгой. Она уже знает, что именно увидит на страницах древнего фолианта, но все же ее взгляд прикован к страницам древнего фолианта. Сабрина Спеллман ярко выделяется среди остальных имен. И отчего-то ведьме кажется, что именно ее имя начертано кровью.

— Я все равно не принадлежу тебе, — упрямо поджимая губы, говорит Сабрина, не в силах отвести взгляд от собственного имени в череде прочих — Пруденс, Агата, Доркас, Николас, Хильда, Эдвард, Зельда — они все добровольно отдали свои души Сатане, Сабрина же была вынуждена расписаться в книге. Поэтому она резким движением скидывает книгу на землю, захлопывая ее, после оглядывается, вскинув подбородок. Ей не страшно. Она просто уже устала бояться за себя и своих близких. — Я никогда не буду твоей.

а всё, а съели пост.

В нашей версии Мизора – одна из сотни с лишним детей Мефистофеля (а вы думаете, откуда у нее такой интересный голубой оттенок кожи?) В молодости она часто работала вместе, можно даже сказать, что дружила, с Рафаэлем, с которым отец, который и так своих камбьонов не баловал, почему-то был особенно затейлив. Мизора не понимала, чего хочет отец, зачем он так жесток и что Рафаэль делает настолько не так.

Позволять себе эмоциональные слабости было большой ошибкой. Баалзебул, давний враг Мефистофеля, вышел на Мизору тогда, когда она была в расстроенных чувствах (казалось, Рафаэль уже давно задохнулся в ледяном озере), и предложил ей выполнить небольшую работу для него. Сущую мелочь. Мизора согласилась и оказалась у Баалзебула на крючке. Теперь она была вынуждена шпионить на него, иначе Мефистофель узнает о ее предательстве, а на что он способен в гневе, Мизора уже видела. И не была уверена, что сумеет выдержать столько же, сколько Рафаэль.

Так продолжалось примерно тысячу лет, пока не появилась Антилия. Если другим своим детям Мефистофель не уделял слишком много внимания, то Антилию и вовсе забыл в мире смертных. Зато ее нашел Баалзебул и решил отправить ко двору Мефистофеля в роли шпионки. Подготовить ее к этой миссии он поручил Мизоре. Мизора взяла сестру под крыло, у них начался роман, она, вероятно, видела в юной камбьонше себя, и искренне старалась подготовить ее к выживанию в Кании (ну и преданный влюбленный взгляд Антилии наверняка был как бальзам на раненое эго Мизоры).

А потом Антилия заложила Мизору Мефистофелю при первой же встрече с ним, как и планировала изначально, и Мизоре пришлось бежать в Авернус, спасая свою голову. Почему не в Маладомини? А потому что Антилия сумела убедить Баалзебула, что его предала не она, а Мизора, так что Антилия до сих пор остается двойным агентом Мефистофеля, выдавая Баалзебулу то, что Мефистофель хочет, чтобы он знал.

Скрывающаяся и почти бессильная Мизора попросила о помощи Рафаэля, на тот момент обосновавшегося в Авернусе. Рафаэль помощь предложил поистине дьявольскую: Мизора шпионит для него в Авернусе, а если выживет и принесет что-нибудь стоящее, он поговорит с Мефистофелем. Когда-нибудь. И о чем-нибудь с ним договорится. Мизоре удалось выполнить свою часть договора, и Рафаэль выполнил свою: Мефистофель отозвал охотников. Без оговорок, конечно, не обошлось: Мизора свободна только пока нужна Рафаэлю, что он должен раз в некоторый промежуток времени подтверждать выполнением прописанного в его договоре с Мефистофелем условия. Стоит ему этого не сделать, и Мизоре снова будет нужно бежать и прятаться.       

В данный момент Мизора служит Зариэль. Она, конечно, немного шпионит за ней в пользу Рафаэля, но в действительности фанатично предана архидьяволице и очень надеется выслужиться и получить защиту от своего прошлого.

А еще благодаря Мизоре Рафаэль знает, что Антилия двойной агент, и может выдать ее Баалзебулу, но не делает этого, потому что у Антилии тоже есть на него компромат. Это ад, детка!

Надо думать, Мефистофелю больше никогда не придется сомневаться в послушании со стороны своих детей: одно дело, когда худшее, что грозит нерадивому камбьону – это столетия пыток, опыты или превращение в лемура, а другое… Это было достойно отдельного гимна, который Антилия уже начала слагать. Возможно, придется вплести в текст пару слов из Темной речи, потому что ни один из известных Антилии языков не позволял себе в должной мере вообразить жестокость кары и глубины отчаяния, которое должен чувствовать Рафаэль.

Освященные тысячелетиями обычаи ада безупречны в своей простоте: падающего подтолкни, на упавшем как следует оттопчись – особенно если уверен, что он больше не встанет, и вдвойне особенно, если когда-то в прошлом он перешел тебе дорогу: месть – это блюдо, которое лучше всего подавать холодным. Прошлые – когда Рафаэль еще что-то из себя представлял – отношения Антилии с непокорным братом лучше всего можно было описать как взаимовыгодное сотрудничество, сводить с Рафаэлем счеты ей было не за что, так что как-то особенно издеваться над его наказанием она не собиралась. Просто когда кто-то, забравшийся так высоко, как Рафаэль, падает так низко, как упал он, зрелище получается завораживающее, и Антилия собиралась насладиться им в полной мере.

Она никуда не спешила, так что сперва в «Ласке Шаресс» неведомо откуда появилась юная темноволосая эльфийка в шелковых одеждах, которую можно было бы назвать прекрасной, если бы не сопровождающий ее резкий запах серы, и только вдосталь полюбовавшись лужей несомненно человеческой крови на полу и воспоминаниями очевидцев, Антилия поднялась наверх.

Наполнявший комнату вкусный запах горелого мяса заставил камбьоншу расплыться в веселой улыбке. Ей невольно вспомнилась ее первая встреча с Рафаэлем – он тогда был в нынешнем облике, но он был дьяволом, и намного более сильным и опытным, чем тогдашняя Антилия, которой приходилось изворачиваться и осторожничать. А теперь он со всеми своими мыслями и жалкими смертными рефлексами у нее как на ладони. Присутствие в комнате второго смертного она зарегистрировала, даже отметила, что он кажется знакомым, будто она где-то уже его видела... Но главным блюдом на этом пиршестве был не он.

– О, Рафаэль. – Антилия не удержалась, покровительственно потрепала новоявленного смертного по щеке и хихикнула. В этом  мелодичном смехе слышались и тонкий звон канийских льдов, и нежное потрескивание адского огня – в общем всё, чего Рафаэлю теперь не видать. – Приятно видеть, что ты уже нашел какие-то положительные стороны в своем новом положении. О, радости смертной жизни! Я могу рассказать что-нибудь о будущей судьбе твоей души – да, у тебя теперь есть душа – если ты, конечно, хорошо попросишь. Встанешь, например, на колени и вычистишь своим языком мои туфли. – Антилия с невинной улыбкой чуть приподняла край платья, показав ножки, обутые в туфли с закругленными носами, маленькие и изящные, но всё равно почему-то неуловимо навевающие мысли о копытах.

– С чего начнём? – спросила Инеж.

– Начнём с того, что уберёмся отсюда и найдём тебе приличную одежду. О, и вот что, Инеж, – Бреккер открыл дверь приёмной и пропустил девушку вперёд, – больше никогда не подкрадывайся ко мне.

В роскошном коридоре с обитыми шёлком стенами всё ещё витал удушающий аромат медового парфюма, но ни владелицы борделя, ни её громил-телохранителей не было видно. Должно быть, удалились в смежные комнаты, из которых, Каз не сомневался, Танте Хелен подслушивала каждое слово сквозь замаскированное отверстие в стене, пробитое специально для этих целей.

Бреккер держался немного позади, пока они шли вдоль ряда безвкусных картин к позолоченным дверям в главный холл, где девушки встречали и завлекали клиентов, чтобы потом увести по винтовой лестнице в комнаты наверху.

Полупрозрачные поддельные шелка едва прикрывали худенькую фигурку нового паука, в её волосы были вплетены такие же фальшивые золотые монеты, на руках болтались широкие обручи, на ногах – более узкие с колокольчиками. И всё же Инеж двигалась настолько легко и мягко, что ни одна из этих дешёвых побрякушек не издавала ни звука. «Как будто невесомая тень. Призрак!» – восхитился про себя Бреккер. Единственным источником шума был он сам, когда постукивал тростью и наступал на поскрипывающие половицы, скрытые под роскошным ковром.

Он только начинал осознавать, насколько удачная вышла сделка. Инеж стала первым человеком за много лет, заставшим его врасплох. Каз мгновенно просёк потенциал, который скрывался в этой маленькой девчонке. Он знал, что не ошибся в её способностях, но помимо полезных для банды талантов в ней имелось кое-что ещё. За столько времени в Бочке Бреккер с лихвой насмотрелся на людей, сломленных жизнью. Сработаться с ними было крайне сложно, и его новая подельница вполне могла оказаться одной из них – матёрой проституткой, от отчаяния вошедшей во вкус, или апатичной куклой, совсем потерявшей веру. Только поговорив с ней, Каз понял, как ему повезло: несмотря на внушённый страх, в Инеж оставались и злость, и храбрость, и воля к свободе. Её не сломил целый год в Зверинце.

Глядя на узкие плечи, покрытые нарисованными леопардовыми пятнами, Бреккер решил, что сделает из этой девушки самую опасную бандитку в городе. Заставит выучить каждый район Кеттердама как свои пять пальцев, научит вскрывать любой замок, покажет, как драться и обращаться с ножом… Ни один крюге из той суммы, которую он с таким трудом выбил вчера у старика Хаскеля, не пропадёт зря. Инеж станет его призраком и поможет заработать в десять… Нет, в двадцать раз больше!

С этими воодушевляющими мыслями Каз следом за Инеж вышел в большой полутёмный холл. Дышать здесь было почти нечем – в каждом углу горели лампы с благовониями, испускающие тяжёлый, сладковатый запах ванили. На бархатных диванах тут и там валялись расслабленные мужчины, окружённые стайками полураздетых девиц. Отовсюду слышались пьяные голоса и наигранное хихиканье. Казу сложно было понять людей, которые стремились проводить здесь время. Из этой душной комнаты хотелось поскорее убраться. Он заметил, как Инеж неуверенно на него покосилась, и кивнул в сторону выхода.

По пути они пересеклись с одним из клиентов, который сначала с интересом оглядел их обоих, а потом остановился и принялся жадно рассматривать Инеж. Всё её тело напряглось, но она не отстранилась, проходя мимо. На мгновение перед Казом будто приоткрылась невидимая ширма, и он увидел, на какую жизнь работорговцы обрекают своих жертв. Ему вдруг захотелось размахнуться тростью и выбить зубы этому человеку, пожирающему фигуру Инеж полным похоти взглядом. Должно быть, это желание отразилось на лице бандита, потому что мужчина, посмотрев на Каза, приподнял руки в жесте перемирия и поспешил удалиться.

Когда позади закрылась дверь, дорогу тут же преградили местные вышибалы. Инеж замерла. Каз порылся в пальто и с бесстрастным видом развернул перед лицами громил документ с размашистой подписью Хелен и печатью из синего воска. Хотя им понадобилось время, чтобы вчитаться, в конце концов, они отступили. Бреккер убрал бумагу во внутренний карман, обогнул свою спутницу и захромал вниз по ступеням.

– Пойдём, – бросил он через плечо, не взглянув на Инеж. – Как хорошо ты знаешь город?

Каз знал, что работницам борделя обычно было разрешено перемещаться в пределах туристического района, но Хелен упомянула, что однажды Инеж пыталась сбежать. Кто знает, каким было наказание?..

Понимание прокатилось по ней волной мелкой дрожи, и Люмин застыла, вслушиваясь в замерший во времени крик о помощи, обращенный к тому, кто так его и не услышал — или не пожелал слушать. Не нашедший ответа, он пронзал века, чтобы наконец-то достигнуть хоть какого-то адресата, и когда пригвожденная им к месту Путешественница подняла широко распахнутые глаза на Тарталью, то по взгляду его, непривычно спокойному и пристальному, поняла, что он знает тоже. Может, оттого, что Предвестникам известно больше; может — оттого, что он прочел это по ее сведенному судорогой лицу — ни для кого в Тейвате ее поиски не являлись секретом, и сложить два и два было бы несложно: мало что в этом мире имело на Люмин влияние столь же сильное, как упоминание о нем.
Пожалуйста, отзовитесь
Пожалуйста
Пожалуйста, Итэр!
Люмин судорожно вздохнула, раскалывая сжимающийся вокруг кокон наваливающегося отчаяния.
— Да, — согласилась она с нехарактерной готовностью, — да, давай уйдем отсюда поскорее. Карту, — потребовала Путешественница от здешнего механизма, — карту помещений. Покажи дорогу к ближайшему выходу.
Одно из устройств рядом с ней послушно вспыхнуло травянисто-зеленым, разворачивая проекцию, по всей видимости, комплекса: он оказывался куда просторнее, чем Люмин себе представляла — темный проход за их спинами вел вниз, к разветвленной системе залов, расползавшейся под разломом. Сквозь череду помещений тянулась белая нить проложенного системой пути, упиравшаяся в один из дальних коридоров — и точно такая же светящаяся полоса легла на плиты под ногами путников, указывая им путь во мрак.
— Надеюсь, ее планам можно доверять. Этому месту сотни лет, она могла давно выйти из строя... но попробовать стоит.
Воспользоваться приглашением она, однако, отчего-то не спешила — замерев рядом с повисшей в воздухе проекцией, Путешественница отсутствующим взором глядела на мерцающие огни дешретовской техники, и странно медлила, словно мысли ее сейчас были вовсе не о том, как выбраться отсюда.
Ей давно стоило бы привыкнуть к тому, что она идет за ним след в след, то и дело спотыкаясь об оставленные им осколки — будь то древние руины, фрагменты воспоминаний или оборванные послания — но напоминания о брате все так же неизменно выбивали ее из колеи, и если в начале пути она искала их с жадностью, то теперь встречала каждое с затаенной тревогой, потому что не знала, что именно оно принесет.
Застывшие в янтаре времени крики; покинутый народ; война, начала которой Люмин не понимала, а конца — не видела. и титул — как одежда с чужого плеча, непривычный и неуместный, искаженное эхо того, которым они когда-то обладали.
Ваше высочество
Принц Бездны
Итэр, которого она помнила, никогда не бросал ничего своего — ни людей, ни сестру, и от мысли этой к горлу подкатывал душный ужас. Ей начинало казаться — и Люмин с трудом признавалась в том самой себе, предпочитая гнать подобные мысли— ей начинало казаться — и страх этот, задавленный усилием воли днем, неизменно настигал ее во снах — ей начинало казаться, что тот, кого она ищет, более не похож на того, кого она потеряла.
Она развернулась неловким ломаным движением, будто забыла, как шевелиться, и встретилась взглядом с Чайлдом — даже озаренный мертвенным светом древней техники, он показался ей внезапно особенно простым и здешним — единственное живое среди холодных машин, мертвых сводов и отголосков давно умолкших голосов; последнее настоящее в царстве теней и мороков.
— Идем, — сказала она странным голосом, и тоне его не было ни прежней уверенности, ни спокойствия, — идем отсюда, пожалуйста.
Переплетающиеся коридоры озарял лишь тусклый свет ламп, явно служивших запасным освещением, но кое-где сохранились и остатки основного — время от времени они выныривали на эти островки яркого света, чтобы через несколько шагов вновь погрузиться в полумрак. Белая линия уверенно вела их через лабиринт подземных сооружений, мимо темных провалов дверей в соседние залы и боковые проходы — у одной из них Люмин вдруг чутко замерла, пронзенная тем же самым острым чувством, что настигло ее на развалинах Старого Монштадта. Короткая судорога будто, яркая вспышка предчувствия, словно краем глаза она поймала, как мелькает в темноте золотая коса — Путешественница рассеянно выпустила из руки ладонь Тартальи и неуверенно шагнула к двери, чтобы заглянуть внутрь.
Открывшаяся ее взору комната была непривычно тесна для здешних просторных залов — почти каморка — и обставлена до скупого аскетично: от узкой кровати в углу сохранился лишь остов, и каменная полка над нею держалась до сих пор лишь потому, что была буквально вмонтирована в стену; все остальное пространство же занимало одно из здешних устройств — очевидно отличающееся от них, однако, будто кто-то методично добаратывал его. Люмин сделала пару шагов, окидывая узкое помещение рассеянным взглядом, и вновь застыла, пригвожденная к месту осознанием.
На запыленной приборной панели, тускло мерцающей голубым, лежал белый интейват — среди древних камней и архаичной техники, посреди полного запустения он выглядел неуместно и чуждо, свежий, будто только что сорванный.
Рука Люмин безотчетно взметнулась вверх, чтобы мимолетно коснуться цветка в волосах.
Вот оно в чем дело.
Наносная беспечность слетала с обидной легкостью; и Люмин злилась на себя, и ничего не могла с собой поделать.
— Чайлд, — напряженно позвала она, не отводя взгляда от интейвата, — послушай, а если... а если бы вдруг так вышло, что тебе пришлось бы оставить Тевкра... нет, Тоню. Что если бы тебе вдруг пришлось оставить ее одну... и уйти. Что могло бы заставить тебя не вернуться к ней?..
Развернутая над приборной панелью проекция мерцала, приглашая продолжить оборванный пятьсот лет назад сеанс — Люмин потянулась не к ней, но к цветку, лишь случайно задевая интерфейс.
И древняя машина ожила.

Первое, что Алира помнит — головокружение и пронзительный крик, эхом отбивающийся от каменных стен, грозящий разорвать барабанные перепонки каждого в радиусе нескольких метров от источников вопля. Кажется, он принадлежал Вероне и Маришке, а может и ей самой. В любом случае, через считанные мгновения пришло чёткое понимание чем именно он был вызван.
Нить, соединяющая Господина с его созданиями, была грубо разорвана.

Пустота, заполнившая годами угнетаемое сознание, повергла невест Дракулы в ужас. Вампирши бились в истерике, словно попавшие в стеклянную ловушку бабочки,  и разлетелись кто куда в попытках найти укрытие, где можно было бы самозабвенно отдаться эмоциям.

Сёстры предпочли уйти глубже под землю, Алире же хотелось сигануть ввысь, подняться под небосвод и взвыть в бескрайнее море облаков, но выпорхнуть наружу она так и не решилась.

Мир перевернулся с ног на голову. Алира открывает заплаканные глаза, и не сразу понимает, что это не мир вовсе, а она сама забилась между балками, удерживающими потолок башни, и висит вниз головой.

Здесь даже воздух другой, думает вампирша, раскладывая на составляющие запахи, что её окружили. Не только запахи, но и звуки, — морщится Алира, вслушиваясь в происходящее вокруг. Чуткий слух цепляется за скрип половиц несколькими этажами ниже. Тело поддаётся инстинктам хищника раньше, чем Алира успевает различить, что эти шаркающие звуки принаджелажт человеку.
— Сердечко бьётся, бьётся неспеша, — мурлычет себе под нос вампирша, бесшумно спрыгивая со своего импровизированного гнёздышка.

Поддавшись траурному настроению Алира и не заметила, насколько же сильно она на самом деле проголодалась, но теперь жажда слишком очевидна, чтобы её игнорировать. Лира разглаживает мягкие складки розового платья, поправляет давящее ошейником жемчужное колье, и спешит навстречу этому самому сердечку, чьи удары о грудную клеть становятся слышны приближающейся вампирессе всё чётче и громче.

Ещё чуть-чуть, ещё немножко, и она запьёт своё несчастье горящей девичьей кровью.

Когда Вики Уокер появилась в школе для ангелов и демонов, то почти сразу сблизилась с соседкой по комнате. Мими пусть и была демоном, но при этом всегда казалась очень милой и отзывчивой девушкой. Правда в ней появилась какая-то странная раздражительность по отношению именно к Непризнанной, когда Люцифер начал проявлять к ней некий интерес, который выражался в заботе обильно приправленной сарказмом и подколками. Некоторым очень сложно показывать вою хорошую сторону, особенно сыну Сатаны и Ви не собиралась винить его за это. Правда разобраться с новой подругой было необходимо. Девушка все же разоткровенничалась и рассказала Уокер про детскую дружбу между ней и тем самым Люцифером, а сейчас он старался не замечать бывшую подругу и поэтому ей было очень больно. Правда Вики сразу подметила, что Мими чего-то не договаривает. За всеми этими словами скрывалось что-то большее. Правда в этом еще предстояло разобраться.
И постепенно стало ясно, что эти оба испытывают друг друга даже больше чем дружеские чувства, но из-за собственного упрямства и каких-то страхов бояться сделать на встречу друг другу первый шаг. И тогда в голове у мисс Уокер родился план по тому, как довести подругу из ревности начать совершать ошибки и наконец-то показать бывшему другу свои истинные чувства. Она стала проявлять к сыну Сатаны наигранный интерес и наблюдала, как подруга бесится по этому поводу, но пытается принять сей факт и смириться, но у нее плохо получается.
А тут внезапно их противостояние стихло и эти двое перестали бросать друг в друга убийственные взгляды, а вели себя спокойно, даже, как-то холодно. Это не могло не напугать, ведь брюнетка опасалась, что перестаралась и они окончательно разругались. Вот так лежа в кровати, Ви долго не могла уснуть, обдумывая как ей поступить дальше и все вернуть в нормальное русло. И тут девушка услышала, как соседка тихо поднялась с постели и прокралась ко входной двери и выскользнула в коридор. Это не могло не насторожить Непризнанную.
И куда отправилась наша красавица? Что вообще происходит? В начале у Вики появился порыв проследить за подругой, но потом она все же подавила этот порыв, решив хотя бы здесь не вмешиваться и по возвращении Мими узнать все именно у нее, приперев ту к стенке. Пока же у нее было достаточно времени чтобы проанализировать все происходящее и сделать выводы. А подумать было о чем. Ведь не зря ей показалось странным, что отношения между этими двумя резко переменились практически за один вечер. Тем более, что тогда она сильно напилась и не вернулась ночевать в их комнату, а на утро придумала какую-то странную историю о том, что уснула где-то в холле или в классе. Это не имело значение, тем более что Вики, Ади, Сэми и Энди проходились по всей территории школы и искали бедовую подругу и найти не смогли. А значит она врала и мы решили не давить на нее, а дать шанс рассказать все самой. Но Мими обходила эту тему и тут плюс к этому она куда-то уходила уже не первую ночь, ведь пару ночей назад Уокер вставала в туалет и подруги так же не наблюдалось в постели.
Ах ты зараза. Скрывается она. Вот только Штирлец, явка провалена и тебе придется расколоться. Оставалось только дождаться возвращения подруги и уже наконец-то развеять свои подозрения. В голову лезли пугающие мысли. Самой адекватное было что девушка нашла утешение в чьих-то объятиях или все же сошлась с самим предметом ее грез. Но при этом существовала вероятность, что кто-то мог втянуть малышку в какие-то темные делишки или еще куда-либо. Да, она являлась демоном, но сама Ви еще плохо знала о мире бессмертных и какие запрещенные развлечения или вещества могут скрывать стены этого заведения. Фантазия очень охотно подкидывала картинки, где подруга употребляет что-то похожее на местные наркотики и таким ужасным способом пытается заглушить боль.
Спокойствие. Если бы здесь существовало что-то подобное, то мало вероятно, чтобы Мими спокойно возвращалась в комнату под утро и притворялась что спала здесь всю ночь. Ей было бы все равно где валяться. Я уже просто накручиваю себя от неизвестности. Теперь я точно знаю, что чувствуют родители, когда их дочь где-то гуляет. Чтобы не много успокоиться, девушка ходила по комнате из угла в угол, а потом подошла к окну, вглядываясь в темноту и пытаясь найти то, за что может зацепиться взгляд.
Так прошел ни один час и вот наконец-то кто-то тихо потянул за ручку и открыл дверь. Мисс Уокер резко обернулась и увидела, как соседка пытается так же бесшумно вернуться в постель. Но у нее это не получилось бы ни при каких желаниях. Вики резко включила свет и продемонстрировала, что прятаться и скрываться уже не имеет смысла.
- И где же ты была? При чем это продолжается уже не первую ночь. И врать не нужно, мне нужна только правда. Брюнетка говорила, как строгая мамаша и сама не ожидала от себя таких проявлений. Ведь сама совсем недавно была не против влезть в какие-то неприятности, подвернись такая возможность. Но похоже переживания, которые ей пришлось пережить за эту долгую ночь, отложили некий отпечаток.

как будет - добавлю, честное сатаниское)

Ищите в заявке Тигнари хд

Мысли постоянно возвращались к Кейфлу. Даже яркие ткани не давали ей отвлечься от этой мысли. Может быть ей просто послышалось это "мы"? Может быть Кейфл так и остался в Дуате вместе с Мересанх? Она только недавно обрела эмоции и могла сама неверно понять слова сказанные Кейфлом. Но что-то ей подсказывало, что это не так. Или она просто хотела верить в это? С желанием жить появилась и надежда.
Ифе продолжала брести по рынку. Вещи, что лежали на прилавках, казались ей интересными. Какие-то она уже видела на Полях Иалу. Маа-херу часто просили ее создать что-то, что было в их прошлой жизни. Поэтому она знала и про украшения, и про красивые ткани и про платья. Только запахов и криков на Полях Иалу никогда не было. Маа-херу получали все то, что они хотели и не требовалось что-либо давать в займы. Ифе с интересом разглядывала маленькие "гирьки", которые передавали покупатели, за что и получали свой товар. Таких "гирек" у Ифе не было, поэтому ей оставалось лишь бродить по рынку, разглядывая все то, что происходило вокруг. До ее слуха то и дело долетали отдаленные голоса. По большей части все разговоры на рынке были о товарах и ценах, то и дело слышалось "пять дебет!", "пара кидет!", "всего несколько кидет!", "это лучший товар!", "вы хотите за него слишком много!". Из-за этих криков торговок и возмущений покупателей Ифе не сразу обратила внимание, что среди посетителей рынка шел и другой разговор. Они говорили о какой-то болезни. Что-то внутри Ифе отозвалось, но она так и не смогла понять, почему ее вдруг это заинтересовало. К тому же, обдумать эту мысль Ифе не дали. Кто-то крепко схватил ее за руку.
Как же можно быть такой беспечной? Разве можно было ходить по рынку, раскрыв рот и жадно вслушиваясь в каждый разговор? Это же не Поля Иалу.
Первым желанием Ифе было закричать. Не от для того, чтобы позвать на помощь (пока никому доверять она не могла, разве что Кейфлу, но его рядом не было), а от собственной глупости. Вот и нагулялась, пожила. Не долгая это была жизнь. Наверняка это слуги Анубиса пожаловали за ней. Ифе дернулась, безрезультатно. Девушка держала ее крепко. Беглая аментет оглядела ее с ног до головы. Меньше всего она напоминала ей того, кого могли отправить за ней. К тому же девушка тут же начала что-то шептать ей. Ифе не сразу поняла смысл сказанных слов. Словно разум отказывался воспринимать все это, как целостную информацию.
"Я знаю, кто ты", — слова прозвучали как приговор. Нет, точно, сейчас ее недолгой жизни придет конец. Разве может обычный человек догадаться кто она такая? Этого просто не может быть. А, значит, вновь пришлось признать то, что нашли ее слишком быстро.
"Не обижу, некромант я", — Ифе не смогла произнести ни слова. Девушка стала уводить ее дальше от толпы, а аментет только и смогла, что пойти следом. За эти краткие мгновения она пыталась понять смысл сказанных слов. Слово "некромант" было ей знакомо. На Поля Иалу попадали и хекау. Хека, так называется магия, была разнообразной. На Полях Иалу черномагов не было, но о них рассказывали другие хекау, которые стали маа-херу. Оттуда Ифе и знала, кто такие некроманты. Они могли общаться с миром мертвых. Ифе вздрогнула, значит, девушка действительно знает. В глубине души затеплилась надежда. Вряд ли некромант находиться в услужении у Анубиса, да и будь это правдой, зачем бы она рассказала ей об этом сейчас?
В переулке было тихо. Ифе оглянулась. Где-то невдалеке проходили меджаи, но они не обратили никакого внимания на двух девушек, отделившихся от толпы. Ифе кивнула, показывая, что верит словам девушки, хотя сделать это было не так и просто.
— Ты знаешь, что я аментет? — Тихо спросила Ифе, вторя шепоту девушки. Для многих людей, как рассказывали маа-херу, аментет и Поля Иалу были лишь легендой. Не дожидаясь ответа, Ифе продолжила говорить. — Ты, наверное, пытаешься понять, как это получилось?
Самое главное не упоминать Кейфла. За него Ифе переживала больше, чем за себя.
— Я обязательно расскажу, — пообещала Ифе, понимая, что ей придется солгать в некоторых моментах. Но она теперь вновь обрела чувства и не могла ко всему относиться холодно. — Но сначала скажи мне, где я нахожусь. Я..., — Ифе запнулась, — не знаю, что это за место.

[indent]— Что-то ты не торопился.
[indent]— А надо было?
[indent]В ответ Руби скорчила физиономию и отошла от двери, пропуская Джоша в амбар. Пока он оценивал обстановку, Руби прислонилась плечом к стене, продолжив протирать от крови клинок складного ножа. За охотником она наблюдала искоса, ожидая комментариев по поводу её трудов. Наученная опытом — преимущественно негативных. По выражению его лица уже можно было догадаться, что зрелище лежащих повсюду трупов с перерезанными глотками не слишком его обрадовало. Руби знала, что он рассчитывал на другой исход.
[indent]А Джош знал, что ей плевать, на что он там рассчитывал.
[indent]— Они все были одержимы? — уточнил охотник.
[indent]— Только двое. Главарь и его помощник.
[indent]— Другими словами, — Джош повернулся к ведьме с плохо скрываемым раздражением в глазах, — остальных... раз, два, три... семерых ты просто пустила в расход?
[indent]— Не считая того, что они хотели меня прикончить, можно и так сказать, — на секунду оторвавшись от своего занятия, Руби посмотрела на собеседника. — Они в любом случае были отморозками. Я подумала, что устранить их будет надёжнее.
[indent]— И тебе не кажется, что это перебор?
[indent]— Не перебор, а профессионализм, — парировала ведьма. — Эти долбаные сектанты всегда создают проблемы, с демонами или без них. Кто-то должен был сделать грязную работу. Ты бы не смог, пришлось мне. И я не желаю больше это обсуждать.
[indent]Закончив очищать нож, Руби сложила его и убрала в карман, прожигаемая пристальным взглядом охотника. С ней этот трюк никогда не срабатывал, так что Джош быстро сдался. Руби не собиралась оправдываться, да и вины за собой не чувствовала. Тот факт, что большинство убитых были людьми, ничего не менял. Вряд ли нужно кому-то объяснять, что люди зачастую оказываются самыми страшными чудовищами.
[indent]Джош вздохнул и ещё раз оглядел побоище. Доски пола потемнели от впитавшейся крови, чей запах смешивался с запахом соломы и машинного масла. Парочка находилась на ферме в сорока милях от ближайшего города. На дворе стояла глубокая ночь. Утро у владельца амбара будет весёлым.
[indent]— И всё это ты сделала своей зубочисткой?
[indent]— Ты удивишься, если узнаешь, сколько всего можно сделать при помощи «зубочистки». Всё, отвали.
[indent]Руби вышла из амбара на свежий воздух и вдохнула полной грудью, наслаждаясь чувством выполненного долга. Пусть Джош не соглашался с её методами, глупо было отрицать их эффективность. Никаких соплей и сложных этических дилемм. Вопросы из категории «Что если?» она прекратила задавать себе лет десять назад. Иногда нужно стиснуть зубы и сделать то, что необходимо. Потом, если найдёт время, Руби будет вспоминать свои грехи и ненавидеть себя сколько влезет. Благо больше некому. Джоша, приходившегося временным союзником, она в расчёт не брала. К тому же, дураку ясно, что он был бы не прочь её прибить, однако условия их сделки оказались слишком заманчивы. Выгода от сотрудничества пока покрывала издержки.
[indent]А когда условия изменятся, Руби первая от него избавится.
[indent]Потому что надо подчищать хвосты. Это тоже профессионализм.
[indent]— Есть ещё дело, — окликнул Джош ведьму, когда она уже садилась в машину.
[indent]— Продолжай.
[indent]— Молтонборо, Нью-Гэмпшир. Ты вроде как раз в ту сторону собиралась? Детали я отправил тебе на почту.
[indent]— Ладно.
[indent]Не сказав больше ни слова, Руби завела двигатель и укатила в ночь, оставив позади очередную кровавую главу своей жизни.
[indent]...
[indent]Пиздец.
[indent]Джош, конечно, этого знать не мог. Не было смысла его винить.
[indent]Тем не менее, Руби винила, потому что именно он подкинул ей новое дельце. Максимально тупая претензия, но что взять с бывшего демона? Иногда Руби казалось, что частичка демонской сущности осталась в ней, время от времени преподнося сюрпризы — в основном, окружающим — в виде внезапных вспышек гнева и неоправданной жестокости. Рациональная часть сознания, вздыхая, не уставала повторять, что просто у ведьмы такой сложный характер.
[indent]Но даже рациональная часть не знала, как реагировать при виде знакомой пышной шевелюры, торчавшей на два метра выше уровня земли прямо по курсу. Надежда на то, что Руби обозналась, умерла в тот момент, когда обладатель шевелюры повернулся к ней в профиль.
[indent]Итак, карма существует, и у неё омерзительное чувство юмора.
[indent]Руби приказала себе успокоиться. Сэм видел её только в чужих тушках. Она едва удержала нервный смешок: конечно, откуда ему было знать, как она выглядела при жизни? Встреча запросто тянула на событие века, но этого было недостаточно, чтобы выгнать Руби из бара, куда она зашла после трёх часов дороги с целью отдохнуть за кружкой пива. Заодно, если повезёт, послушает местные сплетни.
[indent]Понимая, что торчать возле двери дольше положенного чревато привлечением ненужного внимания, Руби как можно спокойнее прошла к барной стойке и устроилась на дальней от Винчестера стороне, стараясь даже не коситься на него.
[indent]— Эй, деточка, тебе восемнадцать-то есть? — хмыкнула барменша, подходя к новой посетительнице.
[indent]Закатив глаза на снисходительное «Деточка», ведьма характерным жестом «А не пошли бы вы нахуй, леди?» достала из внутреннего кармана пальто водительские права и сунула женщине под нос.
[indent]Руби, двадцать два годика. Преуменьшила на шестьсот с лишним лет, но сойдёт.
[indent]— Хорошо, прости! — барменша вскинула ладони в защитном жесте, выглядя искренне пристыженной, что заставило Руби сменить раздражение на относительную милость. — К нам редко заглядывают столь молодые люди. Что будешь?
[indent]Ведьма рискнула заказать местное фирменное пойло. Пока заказ выполнялся, она прислушалась к болтовне двух сидевших поблизости мужиков, горячо обсуждавших медведя, повадившегося похищать горожан и дальнобойщиков.
[indent]Поглощая принесённое барменшей пиво, большей частью состоявшее из пены, Руби не представляла, как будет работать в присутствии Сэма. С другой стороны, если здешний виновник торжества окажется не демоном или ведьмой, а чем-то иным, пусть хоть и медведем, она свалит с чистой совестью. В том, что касается вопросов охоты, Руби давно решила занять строго определённую нишу, состоящую из чертей и недобросовестных пользователей магии. С остальными тварями пусть разбираются другие охотники.
[indent]— А полиция что думает? — как бы невзначай присоединилась Руби к беседе своих соседей по стойке. — Медведь?
[indent]Один из «соседей» что-то невнятно булькнул в кружку. Второй, бородатый, смерил приставшую к ним девчонку с красивыми пепельно-серебристыми волосами задумчивым взглядом, решая, стоит ли ему опускаться до разговоров с мелюзгой. Руби терпеливо ожидала ответа на свой вопрос.
[indent]— Ничо не думает, — наконец родил бородач. — Копы и расследовать не стали, только полазили по зарослям с собаками, да и всё. Маньяков у нас здесь отродясь не бывало. А кто ещё мог? Медведь... или волки загрызли и утащили... Здешние леса дикие, гостям не рады.
[indent]Руби собиралась уточнить, что в лесу забыли дальнобойщики, но бородатый повернулся к своему приятелю, резко утратив к ней интерес. Ведьма сжала кулаки. Не будь здесь Сэма, она бы уже дала понять, что не следует так открыто ею пренебрегать.
[indent]Мечтать, как говорится, не вредно.

[indent] нитями чёрными судьбы переплетаются, в узелки безнадёжные путаются и обрываются. в одночасье. а ты сидишь у окна, сердце свое штопаешь, в доме чужом ( " как и ты сама " ) места себе не находишь, а швы расходятся - петелька за петелькой, обнажая старые раны. пелена снова застилает глаза твои - непрошеные слезы кристаллами блестят в уголках их, но стыдясь этих чувств лживых, смахиваешь их тыльной стороной ладони.
[indent] что это за слезы? боли? потери? или облегчения?
[indent] и не замечаешь, как игла острая душу твою насквозь пронзает, и рубинами кровь, что сочится из пальца левой руки, капает на подол платья твоего и пятнами расползается по нему.
[indent] напрасно руки в мозоли стираешь, кровь отмыть пытаясь, и даже, когда сдашься, обессилев, на пол осев, не забудешь, день тот, когда тропу до вод морских тебе освещала кровавая луна . . .
[indent] [indent] одна бессонная ночь сменяется другой. даже во дворце ты не чувствуешь себя в безопасности, вздрагиваешь от малейшего шороха, от теней и шагов в ночи убежать ( спрятаться ) пытаешься — от страха в ночи задыхаешься, ( кричать не можешь ), а он^* хватку не ослабляет. но глаз не смыкаешь, потому что знаешь - он придёт за тобой.

“ над головой твоей воды темные смыкаются, и ты медленно идёшь ко дну. последний крик уносит бурное течение - никто тебя не услышит и не спасёт. даже джуд. ты сама себе камнями карманы набила, как и шаг последний в бездну сделала. чёрные водоросли тело твоё обвивают, петлей тугой на шее затягиваются. ты теряешь сознание, а когда в последний раз глаза открываешь, чтобы тусклые лучи солнца золотого, что сквозь толщу воды пробиваются, увидеть — лицо его, осквернённое, видишь. глаза давно потухли, огонь в них погас, как и улыбка, теперь она напоминает оскал зверя, что однажды попробовал кровь . . . ”

[indent] но в конце этой истории не поставлена точка, только многоточие, написанное алыми чернилами, она все ещё живет — в лице твоём сером и темных кругах под глазами, которые ты стараешься скрыть под лоском гламура и мазей целебных; в болях в пояснице, что причиняет цветок зла, растущий внутри тебя; в душе твоей, полностью надломленной и опустошённой, ( выпитой до дна ).
[indent] раньше ты носила платья из плотного атласа, которые во время движения переливались всеми оттенками неба, рассветного или закатного, морозного или туманного, с высокими горлами да пышными рукавами, манжеты которых были расшиты нитями перламутровыми, чтобы скрыть следы ( синяки ), что оставляла на теле твоём любовь. сегодня же, сидя перед зеркалом туалетного столика, ты по привычке рукой касаешься своей шеи, но от прикосновений, даже своих, по телу дрожь, отдёрнув руку, ты зовешь девушку имп, что была приставлена к тебе в качестве служанки верховными правителями, пока ты ( временно ) живешь во дворце, поторапливая ее. внешность обманчива, и хоть фейри и выглядит юной, правда, может удивить и даже шокировать, но вот характер у неё был мягче, чем у таттерфелл, что с первого дня жизни в эльфхейме прислуживала вам с джуд в доме отца. тонкие, чуть уловимые для человеческого слуха нотки презрения время от времени все равно чувствовались в ее речи — не скоро небесный народец признает равенство своей и смертной плоти, ведь вересковый венец был возложен на головы правителей из разных миров.
[indent] длинными когтистыми пальцами она шустро справляется с застёжками на твоём новом шифоном платье, струящимся словно дымка — и в нем, из-за множества слоев, подъюбников, ты становишься подобна цветку, на котором каплями росы сверкают драгоценные камни. оно прямого покроя, как ты и просила, отказавшись от тугих корсетов в силу беременности, но сегодня, впервые после долгого времени, ты решилась оголить плечи и грудь, ведь боль скрывается глубоко внутри. когда с нарядом закончено, служанка берётся за волосы, косы причудливые плетёт с помощью шпилек и нитей серебряных, то выпуская, то, наоборот, забирая пряди, попутно вплетая бутоны роз.
[indent] какой бы вредной не была таттерфелл, она заботилась о вас с сестрой, именно она научила вас хитростям выживания в этом мире — бусы из сушеных ягод рябины как оберег от соблазнов и искушений фейри; жгучая мазь, что в глаза втирается и жжёт, для истинного зрения и по мешочку соли в каждый карман на случай беды. не просто привычка, а часть жизни.
[indent] отпустив служанку, ты сама почти сразу покидаешь свои покои. теперь ты ходишь не спеша, с передышками, спускаясь и поднимаясь по крутым лестницам дворца. мимо тебя проплывают импы и хобы, гоблины и григи - слуги, спешащие выполнять свои обязанности; они замолкают и склоняются в низком поклоне при виде тебя, что льстит тебе, хоть и понимаешь - не тебе это предназначается, а верховной королевы, твоей сестре-близнец. иногда среди стражи ты замечаешь мелькнувшие силуэты кого-то из двора теней, из-за обязанностей, после коронации и их присяги короне на их плечи легло много обязанностей, но призрак все равно находил время, чтобы повидать тебя. и ты была ему очень благодарна за эти минуты. но сегодня лиц знакомых ты не различаешь среди прочих.
[indent] по правилам о своём визите стоило бы доложить заранее, вдруг в это время у джуд заседание совета или другие более важные и неотложные дела, но ты, тарин, была не самой собой, если бы это не сделала, поэтому, заглянув сначала в тронный зал и не обнаружив там сестры, ты пошла в сторону ее спальни. и когда оставалось завернуть за последний угол, ты услышала торопливые шаги позади себя, а потом и мужской голос:
[indent] — ваше высочество, вам просили передать, - тебе почему-то показалось, что раньше стража этого ты не видела, хоть все лица и смешались у тебя давно в голове, а некоторые были скрыты дымкой тумана забытых встреч, а может, его совсем недавно приняли на службу? но не успела ты возразить, как он уже скрылся за поворотом, оставив в твоих руках таинственный свёрток.
[indent] и от кого же сей подарок? и что за праздник?
[indent] любопытство уже разъедало тебя изнутри и после того, как ты исследовала со всех сторон коробку и потресла ею в воздухе, решилась сорвать алую ленту и первой увидеть, что же там — '' не моя вина, что этот недотепа нас перепутал! ''.
[indent] и взору твоему открылся прекрасный браслет, весь усеянный драгоценными камнями — словно гроздья граната с прожилками из чистого золота. ты повидала много чудес, но в этот момент казалось, что ничего прекраснее этого украшения ты никогда не видела ( и не увидишь ). руками дрожащими ты достала его из футляра и примерить его захотелось сразу. никто не заметит и не узнает. браслет идеально подходил по размеру, плотно прилегал к коже и, застегнув замочек, ты глаз не могла от него отвести. ловя последние лучи уходящего солнца, камни переливались всеми оттенками красного и от этого украшение казалось ещё более чудным, словно сделанным из настоящих зёрен фрукта.
[indent] только . . .
[indent] снять с себя ты его больше не могла — застежка никак не поддавалась. паника волнами начала накрывать тебя, не переставая, мысленно, ты задавала себе один и тот же вопрос — '' что же делать ? ''. оставить себе украшение? но вдруг это подарок кардана? и тогда пропажа не останется незамеченной. тем более ей нужна будет чья-то посторонняя помощь, чтобы снять этот проклятый браслет!
[indent] ( вдох - выдох ), как мантру, проговаривала ты про себя, чтобы не забыть дышать; но руки попрежнему дрожали. спрятав футляр в складках своего платья, ты приняла решение действовать по ситуации — может и, правда, никто не заметит? и, натянув улыбку на лицо, ты поспешила к сестре.
у входа в спальню стояли двое фейри из королевской стражи, и прежде чем позволить тебе войти они, конечно же, спросили у тебя о причине твоего визита и назначена ли встреча. нахмурившись и по-детски надув щеки, на их вопросы ты ответила:
[indent] — я, тарин дуарте, родная сестра джуд дуарте, ныне гринбриар, верховной королевы эльфхейма! и я имею право приходить к ней тогда, когда захочу.
[indent] подобрав юбки, ты пробилась к входу в комнату, и пока стража приходила в себя и переваривала все услышанное, двери спальни закрылись за тобой. тебе нравилась та комната, что стала твоей на то время, пока ты гостишь в замке ( ведь не в один из своих домов вернуться ты не можешь ), днём в ней было много солнечного света, а окна выходили на королевский сад, но по сравнению со спальней джуд и кардана она напоминала крохотную спаленку для прислуги.
[indent] — моя милая джуд, — ты было хотела с распростертыми объятиями броситься к ней навстречу, но вспомнив о браслете, замерла в ожидании. я так спешила к тебе, что не успела даже позавтракать. ты же не дашь меня умереть от голода?
[indent] по хрупкому мосту вы идете навстречу друг к другу, и море из боли и обид кипит под вами. в жизни этой просто так ничего не даётся, и даже прощение нужно заслужить . . .

Всю дорогу от дома подруги я чувствую на себе тяжелый пристальный взгляд, от которого волосы на затылке встают дыбом, а вампиры уже не кажутся чем-то действительно страшным. Я кутаюсь в утепленное пальто, постоянно оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху, сильнее сжимая в руке ремешок сумки, словно ее содержимое может меня защитить. Начинаю думать, что мы совершили огромную ошибку, потому что даже не попытались завершить ритуал, пусть он и показался нам неудачным, мы все равно должны были закрыть врата в наш мир. Что, если ритуал сработал, и мы действительно кого-то призвали, а после развязали ему руки своими же действиями. Может быть информация в описании была неполной, а мы что-то сделали неправильно? В этот момент мне отчаянно хочется верить в существование высшего существа, которое могло бы меня защитить, поэтому я повторяю в голове все известные мне молитвы, пока тихо открываю дверь родного дома и крадучись поднимаюсь по рассохшимся ступенькам, которые в любой момент могут выдать меня оглушительным в полной тишине ступенькам. Я прислушиваюсь к каждому звуку в заснувшем доме, отчаянно пытаясь никого не разбудить. Тихонько прикрыв за собой дверь своей комнаты, я позволяю себе расслабленно выдохнуть и на мгновение прикрыть глаза. Теперь необходимо только скрыть улики, а днем избавиться от них по пути из школы. В родных и унылых стенах моей комнаты, страхи на мгновение отступили. Что за глупость я успела себе надумать? Этот ритуал изначально был чьей-то шуткой, не более того. Кто-то наверняка от души повеселился, составляя бредовые строки на псевдолатыни и последовательность действий, а мы глупо повелись на этот розыгрыш.

Оказавшись в своей комнате, встряхиваю волосами, после медленно переодеваясь в пижаму, состоящую из мешковатых штанов и свободной футболки, надеясь, что этот день как можно скорее закончится. Но в следующий момент слышу за дверью скрип половиц на лестнице, в следующий же момент ныряя под одеяло в поисках защиты. Как глупо, словно одеяло может по-настоящему защитить меня от сверхъестественных существ. Радует лишь одно, наверное, вампир не сможет зайти в наш дом, не получив добровольное приглашение, а отец скорее удавится, чем пустит вампира в дом. Но что, если существует кто-то выше и сильнее вампиров? Кто-то кого я могла разозлить и чье внимание привлекла?

Словно в ответ на мои мысли, заскрипела половица около моей кровати, а после раздался громкий грохот. Судя по шелесту бумаги, в стену влетела, а после упала на пол одна из Библий. Вздрагиваю, с силой прикусывая нижнюю губу, сдерживая крик. Отче наш, сущий на небесах! Снова начинаю молиться, чувствуя запах дыма в комнате, удивляясь, почему отец еще не выбил дверь в мою комнату, и лишь потом понимаю, слышать и чувствовать должна только я. Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; На какое-то время воцаряется тишина, но я лишь прижимаю кулаки к груди, крепко зажмуриваясь. Как в детстве. Не вижу - не существует.

Глупая-глупая Джессика. Как жаль, что эта мантра не работает. Зло уже нашло тебя. И теперь не отпустит.

Сердце громко и быстро стучит в груди, выдавая меня с потрохами. А со следующим биением сердца, моя комната словно оказывается в эпицентре землетрясения - все предметы падают со своих мест, многие из них сразу же разбиваются, заставляя меня возобновить молитву. Да будет воля Твоя и на земле, как на небе; исступленно неустанно бормочу я, перекрестившись три раза. Словно в насмешку над священным словом, одеяло слетает с моего тела, врезаясь в стену и медленно сползая на пол, а лампа на тумбочке несколько раз моргает. И прежде, чем я успеваю по настоящему испугаться, вижу силуэт высокого мужчины около своей кровати. Медленно скольжу взглядом по его телу вверх, наконец, останавливаясь на его ангельски красивом лице. Впрочем, я ошибаюсь, его красота демоническая. Осознание медленно накрывает меня, мешая выдавить из себя хоть слово. Ритуал удался.

- Ты.. ты пришел, - вместо мольбы о пощаде или любой другой адекватной реакции, какой угодно, кроме радости, иррационально выдыхаю я, безрезультатно пытаясь подавить надежду в голосе. Неужели.. мое желание еще может сбыться? Практически вскакиваю, садясь на постели на коленях, все еще смотря на демона чуть задрав голову. Он невероятно высокий даже для меня. Страх постепенно уступает место предвкушению.